Крым, вино и фантазии - Сергей Сунгирский

…Иногда, впрочем, это его умиротворённое состояние омрачает недовольство Петровны, новой бабушки Михалыча.

Появляется она в его владениях, обычно, к вечеру. Когда надо встречать пригнанную из степи корову. (У Петровны – свой дом на берегу залива. И днями она пребывает там). И …я заметил, что, при первых же признаках её появления, свободолюбивый, хозяйски – независимый настрой Михалыча тут же сникает. Он, с видом пацана, которого сейчас взрослые застукают за курением, торопливо прячет со стола винную бутылку: «Лидка пришла! Пи… да рулю!»

Рыжая коровья морда, меж тем, неожиданно возникает в открытом дверном проёме дома. Поняв, что зашла не туда, корова поспешно ретируется. Следом за ней появляется на пороге и сама Лидия Петровна. Глянув на нас, сидящих за совершенно пустым столом, и, видимо, поняв, что стол опустел лишь за несколько секунд до её прихода, она решает проявить великодушие и хозяйскую гостеприимность. «А шо ж ты гостя ни чем не потчуешь? Хоть бы налил чего!» – обращается она к Михалычу.

– …А ты разрешишь? – с безгрешным видом и кроткой надеждой в голосе вопрошает Михалыч. И, с торопливой готовностью движением фокусника возвращает початую бутыль на стол.

Михалыч, хоть и живёт неподалёку от берега «самого синего моря», но …«неводом рыбу» не ловит. От рождения – колхозник, он и сейчас привычно занимается крестьянским натуральным хозяйством. Море для него – понятие, скорее духовное, эстетически и нравственно возвышенное.

«Та шо у нас тут хорошего?! Тильки морэ…» – говорит Михалыч, про ареал своего обитания. Очень, по поему, его недооценивая.

В Москве сосед никогда не был. Вообще, мало где был. (Даже в Ялте умудрился не побывать ни разу, прожив в Крыму всю жизнь). И в его наивном, провинциальном представлении, Первопрестольная – есть сосредоточие всего остального – хорошего. «Окромя мора».

Когда я приезжаю в Крым, то заранее уже знаю, как встретит, о чём спросит меня Пётр Михалыч. И – первый вопрос – вполне ожидаемый, ритуальный: «Ну, шо? Как там Мосхва?»

…У Коэльо есть эпизодический персонаж: живёт в какой-то североафриканской дыре старик – лавочник, мечтающий о хадже в Мекку. Причём, он точно знает, что никогда этот хадж не совершит. Не совершит потому, что …мечтать потом ему будет уже не о чем. (Может, какие-то детали переврал. Сори).

Мой сосед мне очень напоминает этого старика тем, что живёт с мечтой, когда-нибудь съездить «у Мосхву». И, наверняка никогда не съездит. Не захочет лишать себя мечты…

Пётр Михалыч не по-стариковски деятелен, подвижен и энергичен. Его ум ясен и по – хохляцки хитроват. («Когда хохол народывся, яурэй (еврей) …заплакал» – дежурная присказка Михалыча). Его голубые, незамутненные возрастом и горилкой глаза по – юношески живо вспыхивают, отзываясь на тему выпивки или на разговор о женщинах.

Пить же с соседом его вино у меня теперь – полное моральное право. Потому, что, прошлым сентябрём, он привлёк меня к своей винодельческой страде – по полной.

Сначала он, …ненавязчиво так, обязал меня снабжать его бензином для своего архаичного транспортного средства. Просто ставил около моей машины пустую канистру, как бы говоря: «Поедешь, привези наполненную». Деньги не отдавал. «Та! Я тоби буду должен! Погоди трошки. У меня, зараз, грошей нема-е!»

У меня же – свои резоны, подыгрывать этому, по-детски невинному, жлобству соседа. Моё бунгало и участок остаются под его надёжным присмотром. Не столь самого Михалыча, сколько его Мухтара. Пса, хоть и «дворянских» кровей, но очень конкретного. Штаны спустит с любого! И фамилию не спросит.

К тому ж, Пётр Михалыч охотно берётся за любую чёрную, но привычную для него работу по участку. В качестве, как бы, компенсации того, что у него «грошей нема-е». К обоюдному нашему удобству.

Однажды, сентябрьским утром, он пришёл ко мне и объявил: «…Мотоцикл у меня опять сломался». (Мотоциклом с коляской он называет нечто – …маловразумительное, древнее, трехколёсное. Которое громко тарахтит, много дымит и …мало ездит). Жалоба на мотоцикл обычно значит, что, в такой вот деликатной форме он просит его куда-то отвезти.

«Куда?» – спрашиваю.

– На виноградник.

– У тебя есть виноградник?

– Не мой.

– А чей?

– Ничей.

– ?!

– Ну, …были колхозные виноградники. Теперь-бесхозные.

Т.е., объясняю (короче, чем мне объяснил сосед): Прежде, эта часть восточного Крыма была сплошь покрыта виноградниками. «От мора до мора», как говорит Михалыч. (Т.е., от Чёрного моря – до Азовского). Но, во времена горбачёвской антиалкогольной кампании, было высочайшее повеление: виноградники извести. Извели. Те, что были на виду. Близ проезжих дорог. (Теперь на их месте – первозданно – дикая степь) А те, что подальше от начальственных глаз, – просто забросили.

…Дорога к бесхозному винограднику также – совершенно заброшенная. Заросшая крымскими травами. Подъезжаем к очень ветхому бетонному мосту через балку.

– А он выдержит? Не провалимся? – спрашиваю соседа.

– Та ни! Вин на цехминте (цементе) сделанный. Ищо при немцах…

По ухабам, едва заметной колее, маневрируя меж скальными выступами, приехали, наконец, на место.

Виноградник имеет вид …совершенно одичавший. Шпалеры давно разобраны местными. (У Михалыча весь двор вымощен бетонными столбиками от виноградных шпалер). Лозы цепляются за кусты и редкие деревца. А, по большей части, просто стелются по земле. Так, что собирать там виноград не просто. Где это виноградное эльдорадо заканчивается – не видать. Где – то за лесополосой.

Оставили машину у дороги. Сами потопали вглубь. Потому, что близ от дороги лозы уже объедены коровами. «ВиноГрад усе любят!» – говорит Михалыч, произнося «Г» по южно-русски, как звонкое «Х».

Гроздья горячие от солнца. Там – исключительно винные сорта. Виноградины мелкие, в плотной грозди, и очень, до приторности, сладкие. Обдираешь горячие, сине – чёрные ягоды, запихиваешь их пригоршнями в рот, смачно причмокивая и совершенно не заботясь о манерах (не видит ведь никто!).

– М-м!… Блаженство.

Скоро, однако же, от этого, без меры сладкого, блаженства начинает мучить жажда. (Воды с собой взять я не догадался). Вспомнил тут Экзюпери. Он несколько дней, во время вынужденной посадки, ремонтировал в пустыне свой самолёт. И у него не было воды. Только одна гроздь винограда, которую он разделил на эти несколько дней. А вот, если бы у него была гроздь такого винограда, мы бы, может, и не прочли б «Маленького принца». Повеситься от нестерпимой жажды можно.

К исходу набора четвёртого мешка (почему-то сосед под виноград взял обычные тканые мешки) я взмолился: «Михалыч! Поехали обратно! Пить хочется – застрелиться – как сильно!

– «А ты виноГрад ешь!» – последовал ответ. Да он издевается надо мной, старый жёлудь!

Взваливаю мешок, с урожаем, на плечо. Мля-а! Гроздья, под тканью мешка, давятся. И горячая, вязкая влага, просачиваясь сквозь ткань, течёт по моим плечам, спине, груди, ногам… Я …весь липну! Трогаю языком собственное влажное предплечье. Са-адко…

Потом оказалось, что мне придётся тащить к машине ещё и мешки Михалыча («Та, у меня Грыжа-а!»). И обтекание горячим, липким виноградным соком имело своё продолжение.

Из этого, фактически дикого, вольного винограда сосед и творит своё дивное вино, кое и предлагает мне теперь, периодически, «укинуть по стаканчику».

Очень, правда, Михалыч уважает и хорошую русскую водку. Зная это, привожу ему из Москвы кристалловскую. «Золотое кольцо». Но пьёт её он очень умеренно и осторожно. Стопарь водки запивает …стопарём растительного масла. Михалыч панически боится рака. Забавно, что в 75 человек ещё чего-то боится. Вроде, пора бы, как говорится, уж и о душе подумать. Но, о душе Михалыч, похоже, не думает вовсе. Все его размышления о Вечном обычно озвучиваются одной незатейливой фразой: «Може я …скоро сдохну…»

Гораздо более этого жизнелюба волнует …женская тема. За стаканчиком домашненького, он любит пускаться в воспоминания и рассказывать о своём былом казановстве. И голубые скифские глазки его, при этом, мечтательно умасливаются…

Слушать его, в общем, …нудновато. Сельские романы, даже в Крыму, остротой сюжетов не блещут. Но, из уважения к …его домашнему вину, приходится слушать. По которому разу уже.

Иногда, впрочем, тематического разнообразия ради, Михалыч коснётся и политики: «Вот тебе там, у Мосхве, виднее. Скажи: за кого мне голосовать? Шо тот – бандит, шо другой – бандит! Голосуй, не голосуй, а пенсия усё равно – мирзительная…».

И я, с напускной многозначительностью, (будто мне и вправду «там, у Мохве, виднее», за которого из двух бандитов Михалычу голосовать) начинаю политкорректно витийствовать. Про Украинскую самостийность, свободу выбора украинских граждан и тому подобную, отвратную, лицемерную, муть. А что делать?! Я теперь тут – иностранец. На собственной даче.